Да чего уж мир — у нас-то про это не все в курсе. Зато Холокост (сами евреи называют его «Шоа» — «катастрофа») знаком каждому на планете, как и число жертв среди еврейского народа — 6 миллионов человек. Музей Яд ва-Шем (в переводе — «Памятник имён») начали возводить на горе Герцля в Иерусалиме 19 мая 1953 г. К 2015 г. комплекс зданий перестроили, расширив территорию в четыре раза, — новшества обошлись в 100 миллионов долларов. Вход в Яд ва-Шем, разумеется, бесплатный.

— Здесь работают 700 человек — и сотрудники, и волонтёры, — рассказывает советник гендиректора Яд ва-Шема Таня Манусова. — Мы негосударственная структура. Да, правительство Израиля даёт деньги, однако две трети финансирования музея — пожертвования со всего мира. Задействован гигантский объём документов, не всё идёт гладко — нередки и сложности. Приведу пример.

Есть определение «праведника» — человека, спасшего еврея во время войны. Казалось бы, всё однозначно. Нет. Один священник с Украины встречал нацистов хлебом-солью, а потом прятал еврейских детей у себя в монастыре. И как к нему отнестись? Жители Дании переправили евреев своей страны на лодках в Швецию. Но те датчане, кто делал это за деньги, праведниками не считаются: корыстные мотивы жёстко исключены, добрые дела — только от сердца.

Сотрудник Яд ва-Шема Александр Позин водит меня по его территории. Тут есть простой и одновременно страшный памятник польскому учителю Янушу Корчаку, добровольно отправившемуся вместе с детьми из дома сирот в газовую камеру концлагеря Треблинка — чтобы его воспитанникам не было страшно.

И вагон для скота — теплушка для депортации евреев, застывшая в воздухе на рельсах, с надписью на боку — Deutsche Reichsbahn. И «Долина уничтоженных общин» — каменный лабиринт из 107 стен с высеченными названиями мест Европы, где были истреблены местные евреи. Работа Александра состоит из записи интервью с выжившими узниками концлагерей. Их всё меньше, но они помнят события отлично — ужас нельзя забыть. Я хожу и думаю: почему у нас нет своего такого музея? Чтобы и дети, и студенты, и иностранные туристы увидели своими глазами — что именно пришлось пережить нашему народу.

Уж тогда с трибуны бундестага российский школьник вряд ли назовёт солдат вермахта в Сталинграде невинными жертвами. Ведь внутри окружённой армии Паулюса работали лагеря для советских военнопленных Дулаг-205 и Госпитомник, где 20 тысяч наших солдат и офицеров уморили голодом. Кто о них знает? Да никто! Точно так же стёрлась из всеобщей памяти судьба населения Харькова: за два года немецкой оккупации оно уменьшилось на 600 тысяч человек.

Думается, в таком случае на одном из телеканалов не обсуждали бы всерьёз тему: а может, стоило сдать Ленинград вермахту? Не спорю, в России есть множество маленьких музеев на тему войны, но, увы, они незаметны. А огромного, как тот же Яд ва-Шем, посвящённого 27 миллионам погибших, до сих пор нет. Хотя именно такой музей гарантирует, что преступления Третьего рейха не забудут: в Израиле используют любую возможность получить свидетельства зверств нацистов.

— Я с трудом достучался до архивов Министерства обороны СССР, — вспоминает Ицхак Арад, директор Яд ва-Шема в 1972—1993 гг. — А ведь там содержались важные, «дотошные» документы о расстрелах немцами евреев в Киеве, Минске, Вильнюсе. Приходилось сидеть, выпивать, объяснять — к счастью, я неплохо говорю по-русски. И в результате я получил важные бумаги. Нельзя считать, мол, убийства были давно и доказывать тут ничего не следует. Только потому и помнят Холокост, что мы стараемся поддерживать память всеми методами и не прекращаем работу никогда.

Экскурсовод Алла Пастернак ведёт меня в главное помещение музея. Комплекс как бы завис на скале, будто угрожая рухнуть в пространство. Чёрно-белые видеозаписи, речи Гитлера о евреях, флаги со свастикой, нарастающий рёв толпы, вскинувшей руки: «Хайль, хайль, хайль!» Антисемитские плакаты Геббельса, изображающие евреев мерзкими чудовищами (были такие и про русских), брусчатка, привезённая из Варшавского гетто: те самые камни, которые еврейские повстанцы, выворачивая из мостовой, весной 43-го кидали в эсэсовцев. Провал в пучину зла, ты не имеешь шанса выплыть назад — кругом лишь кровь и смерть. Помнят не только жертв, но и палачей. «Вот список охранников концлагеря Треблинка — 30 немцев и 100 украинцев, — говорит Алла. — У нас нет политкорректности, мы говорим правду. И так тут было всегда».

На полу в зале Памяти высечены названия 22 концлагерей СС. В центре горит вечный огонь, рядом с ним плита — под ней покоится пепел узников, включая детей. «Как можно было их убивать?! — плачет женщина из США. — Дети — это же ангелы». Её спутники молчат, по лицам катятся слёзы. «В еврейской традиции есть день поминовения: потомки чтят память умерших предков, — вздыхает советник гендиректора Таня Манусова. — Однако зачастую в Холокосте погибали целые семьи, не выжил ни один родственник. В подобных случаях мёртвых поминают сотрудники музея, это входит в наши обязанности».

Я выхожу из Яд ва-Шема с грустными мыслями. Ежегодно музей Холокоста в Иерусалиме посещают миллион человек. Я уверен — они никогда в своей жизни не забудут это место. Израильтяне — молодцы, поскольку не позволяют миру забыть о своих погибших. В очередную годовщину 22 июня 1941 г. понимаешь — нам тоже необходим такой музей. Чтобы каждый раз на фразу «почему вы так отмечаете вашу победу?» показывать концлагеря с мёртвыми пленными, голодных жителей Ленинграда, сброшенные в Днепр тела детей из Таганрога. Иначе про наши 27 миллионов жертв на Западе продолжат говорить: «Сколько? Этого же не может быть!».

Автор: Zотов

И жюри приняло решение отдать приз Леониду Быкову.
Председатель жюри Станислав Ростоцкий категорически отказывался отдавать приз Шукшину.
Быкову об этом донесли, он наотрез отказался участвовать в закулисных интригах: "В списке, где будет Василий Шукшин на первом месте, я почту за честь быть хоть сотым. Ведь моя картина - это рядовой фильм о войне, а его - это настоящий прорыв в запретную зону, прорыв в сферу, о чём раньше и думать-то не позволялось. Так и передайте мои слова руководителям фестиваля".
В результате Шукшин получил Гран-при, а Быков Первую премию.
А после награждения Леонид Фёдорович стеснялся подойти к Шукшину и поздравить, попросил кого-то из знакомых.
Шукшин встретил Быкова широкой улыбкой, они обнялись, как старые друзья и до конца вечера не отходили друг от друга.
Жестикулировали, заразительно смеялись...
В конце встречи Быков сказал: "Вася! Если в "Разине" надо будет сыграть табуретку - звони!"
А уже когда все разъехались сказал кому-то в сторону: "Какой удивительный мужик этот Шукшин. Человечище!"
Это была их первая и последняя встреча.
Через полгода Шукшина не станет.

Emilio Kerimoff